Ваш браузер устарел. Рекомендуем обновить его до последней версии.

Сайт создан только для учеников и изучающих Энергомагию и материалы автора Зинченко Александра Александровича и не может считаться информацией для неопределённого круга лиц, а также информация сайта не направлена на привлечение внимания к материалам сайта и продвижению на рынке.


Продолжая использование настоящего сайта, используя контактные данные ИП Зинченко Александр Александрович: Вы приобретаете статус пользователя Сайта, даёте своё согласие на обработку персональных данных (форма согласия на обработку персональных данных доступна по ссылке), подтверждаете своё согласие на нашу Политику конфиденциальности (доступна по ссылке). В случае обращения разными средствами связи за получением услуги/ услуг информационного и иного характера, считается заключенной оферта услуг. При обращении на почту Зинченко Александра Александровича, указанную на сайте, с просьбой о заключении договора, даётся форма договора на информационные услуги, который заключается по взаимному согласию сторон и считается заключенным после подписания обеими сторонам. Оферта услуги считается по умолчанию считается заключённой, если своим обращением на любые контактные данные ИП Александра Александровича Зинченко, просите, получаете услуги, их оплачиваете, скачиваете курс, вебинар или иной материал автора. Формы договора и оферты услуги прилагаются по ссылке: Договор на оказание услуг. Оферта услуги.  На сегодня по законодательству РФ образовательная деятельность ИП подлежит лицензированию, за исключением случаев, когда ИП осуществляют образовательную деятельность непосредственно (т.е. без привлечения педагогических работников) (ч.2 ст.91 Федерального закона № 273-ФЗ). ИП Зинченко Александр Александрович осуществляет образовательную деятельность в области иных услуг без привлечения педагогических работников.    

3. Учитель и ученик

Народ Израиля

В книге «Зогар» отношения между учителем и учеником уподобляются связи между душой человека и Шехиной. Такое каббалистическое истолкование талмудической аналогии опирается на понятие «хаврайя». Хаврайя — это «мистические товарищи»,  которые именуются также «ликом Шехины», «потому что Шехина сокрыта в них. Она скрыта, а они явлены». Поскольку Шехина пребывает там, где нет никаких различий, мы должны понимать эти слова как указание на то, что на самом глубоком уровне вся духовная община есть не что иное, как сама Шехина. В состоянии чистого бытия не может быть никаких мистических товарищей и никаких искателей духовной истины, ибо искать в нём нечего. В нём нет ничего, кроме чистой игры энергии, являющей божественную имманентность. Но акт «восхождения» и «нисхождения» через миры динамичен, и здесь Священная Мать может принимать разнообразные облики. К числу важнейших форм, в которых она может предстать, относятся «община Израиля» в целом,  а также, в первую очередь для каббалиста, вышеупомянутые «мистические товарищи», принадлежащие к этой общине и посвятившие жизнь тому, чтобы ввести Шехину в среду своего народа. Так как иудаизм —  религия общинная, а каббала по определению является скорее коллективной, нежели индивидуальной практикой, то прежде чем рассматривать индивидуальные роли учителя и ученика, необходимо уделить внимание коллективной роли общины как таковой.

Момент возникновения сообщества, именуемого «народом Израиля», связывают с синайским откровением, которое было даровано не одному лицу, а целой общине, насчитывавшей более 600 тысяч душ. Несмотря на длительную историю беспорядочных переселений и рассеяния, которая, теоретически, должна было воспрепятствовать развитию национального сознания, массовое духовное озарение, испытанное евреями при горе Синай, оказалось достаточно сильным, чтобы запечатлеться в душах их потомков по меньшей мере на три тысячи лет. Из этого первоисточника родились письменная Тора и свод законов, от библейской эпохи до наших дней служившие для претворения синайского откровения в повседневную жизнь еврейской общины. Однако отдельные члены этой общины с самого начала прилагали все усилия к тому, чтобы синайский опыт просветления не превратился в простую метафору. Они утверждали, что Тора — это непрерывное духовное откровение, которое может испытать каждый. Разумеется, сторонники подобных воззрений, искатели непосредственного опыта соприкосновения с Божественным, всегда оставались в меньшинстве. И те из них, кого превозносили как пророков, святых праведников и мудрецов, и те, кого презирали как еретиков или безумцев, были обречены на изоляцию, единственным выходом из которой была организация собственной мистической общины внутри более обширного еврейского сообщества.

Еврейские мистики взяли на себя двойную задачу: им предстояло слиться воедино с Торой, в то же время выполняя в повседневной жизни её заповеди и восходящие к ней законы. Именно стремление к непосредственной жизни в Боге и к опыту богоявления в физическом мире превратило их в маргиналов и, в конечном счёте, вынудило уйти в подполье. Многие раввины относились с подозрением ко всякому, кто осмеливался читать и пытался применять на практике «сокровенную» Тору. Ортодоксальных вероучителей возмущала мысль о том, что люди из народа дерзают толковать столь возвышенное и эзотеричное знание. Вспомнив, к тому же, предостережения об опасностях, на которые не скупились сами мистики, можно вообразить себе, какая исключительная отвага нужна была для того, чтобы вступить на этот путь даже под защитой мистического товарищества, а тем более — самостоятельно. Ведь практика каббалы требовала от своего приверженца посвятить всю жизнь выполнению обыденных предписаний, при этом с каждым земным поступком поднимаясь на очередную ступень духовной лестницы, ведущей к Богу. Иными словами, мистик был постоянно погружён в состояние кавваны —  теснейшее, неразрывное единение с Богом. В этом отношении всякого истинного каббалиста можно рассматривать как буквальное воплощение заповеди любви и «прилепления» (девекут) к Богу.

Поддерживать столь тесную и постоянную близость к Торе может быть весьма нелегко. Поэтому даже те, кто предпочитал толковать Священное Писание в мистическом ключе, вынуждены были опираться в своих интерпретациях на практический опыт и находить для них подтверждение в традиции. Как иначе можно было отличить подлинный мистический опыт от иллюзорного? Разумеется, никак. Искателям духовной истины приходилось просто следовать своей интуиции, полагаясь на веру и свойственный еврейскому духу прагматизм. Перефразируя Маймонида, можно сказать, что пророк является «истинным», если его пророчества сбываются. Иными словами, единственный способ удостовериться в истинности учения — испытать его на себе. И вот какой совет даёт в связи с этим каббалист шестнадцатого века Моисей Кордоверо:

  «Старайтесь учиться у того, кто прошёл дальше всех путями чистоты, ибо такому человеку вверены сокровища Господа. Не гонитесь за теми, кто похваляется своим знанием. Голоса их грохочут, как волны морские, но мудрости у них — кот наплакал. Я сам сталкивался с этим много раз.

То же относится и ко многим сочинителям, вставляющим в свои книги загадки и стихи и пишущим цветисто; речь их обременена излишествами… Дабы совершенствоваться, держитесь таких книг, как сочинения рабби Шимона бар Йохаи, а именно, различные разделы «Зогара». Из книг его предшественников: «Сефер Йецира» и «Бахир». Из более поздних трудов: «Источник мудрости», «[Рассказы] о Колеснице», «[Рассказы] о Творении» и тому подобные писания.

Изучайте эти книги двумя способами. Сначала прочтите и перечтите текст много раз, делая заметки для памяти, но не погружаясь глубоко. Затем изучите книгу с полным сосредоточением, сообразно своим способностям. Даже если что-то покажется вам непонятным, не останавливайтесь, ибо Господь обязательно поможет вам познать скрытую мудрость. Как родитель обучает ребёнка, так и Господь очищает мало-помалувсякого, кто занялся постижением этой мудрости. Я сам испытывал это бессчётное множество раз.

Если что-то в этой мудрости покажется вам сомнительным, подождите. Пройдёт время, и смысл откроется вам. Высший дар этой мудрости обретается в ожидании тайн, которые откроются вам с течением времени…

Проявляющие упорство в изучении этой мудрости обнаруживают, что после многих раздумий над нею знание внутри них взрастает — сущность [понимания] прибывает. Поиски всегда приводят к чему-то новому» <2>.

 

К сожалению, даже самые благонамеренные искатели духовной истины подчас допускали ошибки. Самая знаменитая из таких ошибок случилась век спустя после того, как Кордоверо написал эти строки. Саббатай Цви, уроженец Смирны (Турция), обрёк тысячи своих последователей на нищету, отступничество и гибель. После этой катастрофы лишь немногие каббалисты осмеливались втайне поддерживать традицию, пока, наконец, Исраэль Баал Шем Том в восемнадцатом веке снова не вывел её из подполья. Подобно «львятам» из сафедского кружка Ицхака Лурии, первые хасиды — ученики Баал Шем Това — рассеялись после смерти своего учителя. История Саббатая Цви повторялась вновь и вновь: повсеместно стали возникать хасидские культы во главе с «учителями», объявлявшими всех прочих «учителей» обманщиками. Библейское понятие «цадик» («праведник») получило в девятнадцатом веке ложное толкование: в некоторых кружках его ошибочно поняли как обозначение мессии-искупителя, а не вдохновенного вероучителя. Хасидские общины в Европе множились с такой скоростью, что всё движение хасидизма едва не измельчало окончательно. На этом фоне идея мистического товарищества породила немало озлобления и сектантских дрязг, и только холокост положил конец пустым пререканиям. Если даже раввины нередко подозревали каббалистов в причастности к опасному тайному сговору, то что же могло помешать могущественным антисемитским режимам Европы использовать идею «еврейского заговора» как повод для истребления евреев?

Мистические товарищи

Перед лицом двойной угрозы, исходившей как от внешних врагов, так и от недоброжелателей в среде раввинов, каббала превратилась в сугубо личное вероисповедание, передававшееся в буквальном смысле «из уст в уста». Иными словами, ученик получал знания непосредственно от учителя в устной форме, что позволяло поддерживать чистоту традиции и охранять её от непосвящённых. Именно поэтому в каббалистической литературе постоянно повторяются две устойчивые идеи: во-первых, обрести доступ к знаниям и разыскать мистических товарищей — личное дело каждого неофита, а во-вторых, успех определяется глубиной стремления. Каббала отличается от учёных толкований Торы, поддерживаемых большинством ортодоксальных раввинов. Но она также является прикладным учением, и для овладения ею требуется не меньшая дисциплина. Ирония в том, что на самом деле в каббале нет ничего «тайного». Менахем Мендель из Примишлана, хасид восемнадцатого века, справедливо заметил: «Кто хочет учиться — книга открыта…Но тайны, сокрытые в ‘Зогаре’ и в писаниях Ари, всецело исходят из прилепления к Богу [посредством медитации]…[и предназначены] для того, кто достоин прилепиться».

Каковы же свойства, делающие искателя «достойным» членства в мистическом товариществе? Главное из таких свойств — праведность, ибо она включает в себя все прочие достоинства. Каббалист верил, что он создан по образу и подобию Бога, а потому считал себя обязанным стремиться к достижению истинной праведности. Он должен был превратиться в живое воплощение Божьих заповедей. Чем свободнее от собственного эго становился каббалист, тем ярче сиял через него свет Бога. Чем выше поднимался каббалист по Древу сефирот, тем легче ему было раствориться в Эйн, Небытии. По словам Мартина Бубера, в подлинного праведника изливается изначальный Божественный свет. Свет этот освящает не только деяния самого каббалиста, но и слова, повествующие об этих деяниях. «Чудо, когда о нём рассказывают, — пишет Бубер, — приобретает новую силу; сила, действовавшая когда-то и пребывающая теперь в живом слове, продолжает действовать — действовать из поколения в поколение».

Первым шагом на пути к праведности должно стать внимание, ибо пристальное изучение Творения возвышает душу искателя и наполняет её благоговением и трепетом пред могуществом Бога, представленным сефирой Гебура. Достигнув Понимания (Бины) путём изучения сотворённого мира, искатель обучается служить Богу, не желая за это награды. На этом этапе молитва становится не столько средством обретения небесных благ, сколько возможностью достичь единения с Возлюбленным. Искатель теперь выполняет заповеди не из повиновения и не из страха перед наказанием: он достиг стадии смирения — Венца мирового Древа. Вот почему праведников называют также «проверенными», «выдержавшими испытание», а их учеников именуют «хасидим» — «благочестивые». (При этом, разумеется, никто не может заявить, что он чего-либо «достиг»: ведь каббалистическая практика состоит из постоянных восхождений и нисхождений. Каббалист посвящает всю свою жизнь беспрерывному самосовершенствованию и укреплению связи с Богом.)

Поскольку каждое духовное достоинство должно приобрести конкретное выражение в материальном мире, даже самые близкие к совершенству праведники должны разрушить границы между сакральным и мирским, живя в соответствии с заповедями. Достичь этой цели может только тот, кто станет практиковать медитацию под руководством учителя, уже её достигшего. Такой наставник, по словам Мартина Бубера, «…может научить, как устраивать свои дела так, чтобы душа при этом оставалась свободной; также он может научить, как укреплять свою душу, чтобы выдерживать все удары судьбы. …Он вовсе не избавляет вас от труда по укреплению самого себя. Он отнюдь не облегчает борьбу, которую должна вести ваша душа, чтобы осознать своё особенное назначение в этом мире». Такие отношения между учителем и учеником скрепляют в единое целое общину мистических товарищей, образуя «силовое поле» духа, озаряющее своим сиянием весь сотворённый мир.

Мудрецы-таннаи

Несмотря на многочисленные свидетельства того, что в позднебиблейский период существовали «пророческие школы», в общей сложности насчитывавшие около миллиона учеников, прообразом всех позднейших каббалистических общин чаще всего считается группа мистиков Меркабы, к которой принадлежал, в частности, рабби Акиба. Эта группа действовала в так называемый период таннаев (I – II вв. н.э). Предаваясь визионерским путешествиям, истощающим физические и психические силы, мудрецы из кружка Акибы находили опору друг в друге. Следуя указаниям таких руководств, как библейская Книга пророка Иезекииля, «Малый и Великий Гекалот», «Меркаба Рабба», «Шиур Кома» и Книга Еноха, члены этой группы помогали друг другу в ходе медитаций. Так в рамках мистической общины с центром в Ямнии сложился своего рода публичный форум, на котором более опытные практики разъясняли новичкам тайны Меркабы — мистического пути Колесницы.

Со временем тесный кружок единомышленников разросся и породил различные школы, каждая из которых была отмечена печатью личного своеобразия своего главы. Величайший из таких учителей, рабби Акиба, объединивший вокруг себя самых выдающихся мудрецов, может по праву быть назван отцом постбиблейского еврейского мистицизма. Сам Акиба и его верные ученики приняли мученическую смерть от рук римлян. Из его кружка выжили только легендарный рабби Шимон бар Йохаи и его сын Елеазар, которые и стали продолжателями традиции. Тринадцать лет они скрывались от римлян в пещере. Когда опасность миновала, рабби Шимон вышел к людям, но обнаружил, что его учение уже никого не интересует. Тогда он снова удалился в пещеру и провёл там ещё год в медитациях. В результате в нём пробудилась решимость проповедовать учение Меркабы, и Шимон вернулся в мир. Постепенно вокруг него собралась группа преданных искателей духовной истины, и так сложилось новое поколение мистических товарищей.

Как свидетельствует книга «Зогар» (XIII в.), суть учения рабби Шимона, составляющая ядро каббалистической теории и по сей день, заключалась в том, что между нашим миром и «высшими» мирами нет никаких различий и что «все души едины с Божественной Душой». Цель человеческой жизни — в том, чтобы постичь на собственном опыте этот основополагающий факт бытия и тем самым соединить всё Творение с его источником, ибо Бог есть одновременно источник и цель Творения, мир формы и внеформенные миры.

Идеальным инструментом для достижения такого опыта является Тора: как средство выражения Божественной имманентности устная форма Торы тождественна письменной. Тора как воплощение семидесяти светочей и звуков, лёгших в основу Творения, открылась народу Израиля в мистерии при горе Синай, а проявившись как Малькут, она по-прежнемуявляет свои божественные атрибуты в сефирот. Для медитирующего буквы Торы ничем не отличаются от священных Имён и от миров-в-мирах, составляющих Древо Жизни. Медитация на них помогает каббалисту постичь, что и сам он есть живое и одушевлённое сочетание божественных Имён, звуков и букв.

Рабби Шимон предписывал своим ученикам ежедневно закреплять это знание в медитации. Для начала он советовал объединить женское и мужское начала своей природы. Это достигалось путём визионерского восхождения по левой и правой сторонам древа сефирот (позвоночного столба) к нейтральной области «безмыслия» (белому веществу мозга). Гармонизировав в себе противоположные энергии, ученик мог переходить к медитации на высшие сефирот, визуализируя их атрибуты как буквы, озаряющие тело и ум, с цветами, звуками, стихиями, духовными водителями и частями тела, соответствующими каждой букве. Выполняя это упражнение, желательно было читать стих 4:8 Песни Песней, напоминающий о тех частях тела, на которые следовало медитировать:

 

«Со мною с Ливана [мозг], невеста!  со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы [горло], с вершины Сенира и Ермона [язык], от логовищ львиных [зубы], от гор барсовых [губы и речь]!»

  

Всё это достигалось путём регулирования дыхания и управления потоком воздуха в дыхательных путях, для чего использовались техники, подобные йогическим методам пранаямы. К примеру, читая «Шему», ученик рабби Шимона должен были сосредоточиться на трёх входящих в неё именах (Адонаи, Элохейну и Эхад) как на стихиях огня, воздуха и воды, из которых состоит его собственное дыхание, и одновременно визуализировать соответствующие сефирот — Кетер, Хокму и Бину.

Подобно своим предшественникам из школы Меркабы, рабби Шимон опирался в медитациях на библейскую символику. Провозгласив, что особо тесные узы связывают его с Гебурой, он отождествил эту сефиру с Книгой Екклесиаста. Тем своим мистическим товарищам, которые стремились к Тиферет, он рекомендовал сосредоточиться на Песни Песней, а тем, кого привлекала сефира Хесед, — на Книге Притчей Соломоновых. Учение Шимона изобилует аналогиями абстрактных понятий с явлениями природы, но ещё чаще он проводит параллели с геометрическими фигурами. К примеру, мандалой для визуализации четырёх архетипических миров служили два переплетённых треугольника — так называемая Звезда (иначе — Щит) Давида. Обозначением Хокмы был круг; буква Йод, символизирующая первое проявление Эйн в сфере Кетер, обозначалась точкой; квадрат представлял сефиру Бина. Непосвящённому было нелегко проникнуть в смысл этих условных знаков, но для всякого, кто желал следовать Торе, мандалы рабби Шимона становились источником чётких и недвусмысленных наставлений. Поскольку каждое слово Торы есть живая сущность божественной мудрости, а каждый эпизод библейского повествования символизирует определённый этап медитативного путешествия к единству с божественным Небытием, то важнее применять Тору на практике, чем просто изучать её.

К числу наследников школы Акибы, оставивших письменные свидетельства своего учения, принадлежали, кроме самого рабби Шимона, его преемник рабби Ишмаэль и раввины одиннадцатого века Хананель бен Хушиэль и Натан бен Йехиэль, а также члены группы «Хаи Гаон». Рабби Ишмаэль наставлял учеников в особой технике пения и визуализации, вводившей их в духовное общество великих мистиков Меркабы, таких как Шимон бен Гамлиэль, Елеазар Великий, Елеазар бен Дама, Йонатан бен Узиэль, Иегуда бен Баба и сам рабби Акиба. Вот типичный для рабби Ишмаэля образец наставлений, в котором описывается собрание ныне живущих и усопших мистических товарищей, готовящихся выступить в путь к Престолу (упомянутый здесь Нехуния бен Хакана — мистик Колесницы, один из самых почитаемых мастеров медитации):

 

«…все сотоварищи стояли на ногах, ибо мы и они видели, что разделяют нас потоки огня и пламена света. И рабби Нехуния бен Хакана сел и выстроил перед ними всеми слова Меркабы, её нисхождения и восхождения, как должен делать тот, кто спускается, и тот, кто поднимается. Тот, кто пожелает спуститься, пусть воззовёт к Суру, ‘князю лика’, связав его клятвой сто двадцать раз, используя Имя Тотросиай…».

  

Средневековые мистики

Медитации Колесницы в визионерском стиле, разработанном рабби Нехунией, практиковались долгое время и после его смерти, но только втайне, потому что оставалось уже очень немного подлинных мастеров этой техники, способных передать её ученикам. За пределы тесного круга посвящённых его наставления снова вышли лишь в двенадцатом веке, когда вдали от Святой Земли, в Провансе (Франция), появилось руководство под названием «Бахир». Учёные сомневаются, что этот трактат принадлежит перу самого рабби Нехунии, но в любом случае здесь содержатся весьма характерные для его стиля указания к визионерскому путешествию, участники которого, медитируя в компании мистических товарищей, восходят к Престолу Бога через ступени страха Божьего, любви и страстного стремления.

Книга «Зогар», появившаяся в тринадцатом веке в Испании, первоначально считалась собственноручными записями рабби Шимона бар Йохаи о его жизни и учении. Но подлинным автором «Зогара» был обнародовавший его Моше де Леон. Будучи и сам одарённым каббалистом,  де Леон всё же посчитал, что мистицизм средневековой школы Меркабы завоюет признание быстрее, если посвящённый ему трактат будет связываться с именем одного из самых высокочтимых вероучителей древности. Кроме того, для каббалиста, жившего в Испании в самый разгар гонений на инакомыслящих, решение выдать своё учение за обнаружившийся чудесным образом «классический» текст было столь же благоразумным, сколь и дерзким шагом. Как уже говорилось, духовное знание обретается скорее опытным, нежели выводным путём, и судить о нём следует по иным критериям, чем о знании сугубо интеллектуальном. Поэтому, с точки зрения каббалиста, назвать «подделкой» такое руководство по медитации, как «Зогар», было бы неправомерно, и современные учёные, поступающие так, заблуждаются. «Зогар» — это собрание медитативных упражнений, замаскированных под притчи и речения рабби Шимона и мистических товарищей из его кружка, любовные стихи, восхваляющие Шехину, молитвы и мистические толкования библейских эпизодов. И если судить об этом трактате по его содержанию, то невозможно отрицать, что де Леон достаточно точно передал учение своего прославленного предшественника. Пресловутые «неясности», которыми изобилует «Зогар», служили де Леону защитой не только от инквизиции, но и от потенциальных оппонентов в среде раввинов. Понять эту книгу мог любой его современник-каббалист, зато чуждому мистике представителю ортодоксальной иудейской верхушки она казалась загадочной.

Но Авраам Абулафия, даже будучи современником и соотечественником Моше де Леона, не стал прибегать к подобным хитростям. Этот «народный пророк» распахнул врата в мистическое товарищество перед всеми, кто отвергал интеллектуальный подход к Торе и искал просветления в созерцании её букв. Продолжая традицию мистиков Меркабы, Абулафия вслед за своими предшественниками предписывал ученикам выполнять ритуальное очищение, поститься и соблюдать дисциплину. Но, в отличие от мистиков древности, он не нуждался в одобрении всей общины и не дожидался дозволения на проповедь своего учения. Провозгласив себя пророком в возрасте всего тридцати с небольшим лет, Абулафия стал собирать учеников из всех слоёв общества, принимая в своё мистическое товарищество еврейских женщин и неевреев наравне с мужчинами-евреями. Абулафия был не только вдохновенным учителем, но и плодовитым писателем. Он оставил после себя множество руководство по медитации, а также автобиографию под названием «Тайный сад сокровищ», в которой в общих чертах изложены история его жизни и суть учения.

В 1280 г., в год обнародования «Зогара», Абулафия открыто осудил папу Николая IIIза антисемитизм и был брошен в тюрьму в Риме, но, в точном соответствии со своим публичным предсказанием, вышел на свободу через двадцать восемь дней, после того как папу постигла внезапная смерть. Затем в окружении верных учеников, следовавших за ним повсюду, Абулафия бежал от гнева раввинов в Мессину (Сицилия), где провёл около года. В 1290 г. он выступил с ещё одним публичным объявлением — на сей раз о том, что пришествие Мессии состоится именно в этом году. Этим он снова восстановил против себя раввинов и вынужден был переселиться на Мальту.

Каббалистов из школы Абулафии связывали с учителем тесные узы душевной близости. Чтобы оценивать учеников по достоинству и поддерживать гармоничную обстановку в своём мистическом товариществе, Абулафия назначал личные испытания всем, кто желал вступить в его школу. Эти испытания позволяли определить характер ученика и степень его преданности делу, а также проверить его способности к работе с перестановками букв еврейского алфавита. Если новичок не выдерживал первый экзамен, ему давали второй шанс, но на этот раз он не знал, что его испытывают. Если и в этом случае он терпел неудачу, но затем возвращался, осознав и исправив свою ошибку, его не прогоняли. Абулафия был снисходителен: он предоставлял такому ученику ещё три шанса, принимая его в школу с «испытательным сроком», в течение которого новичок учился, но не получал уроков медитации. Если он не выдерживал и это испытание, его выгоняли. Те же, кто выдержал проверку, проходили церемонию посвящения, в которой Абулафия приносил устную клятву верности ученику и демонстрировал ему десять письменных перестановок букв в дополнительных Именах Бога.

Ученики, прошедшие испытание, осваивали технику медитации, свободную от образов и умозрительных представлений, ибо Абулафия полагал, что приблизить приход Мессии может только медитация на Небытие. С этой целью он свёл изощрённые визуализации мистиков Меркабы к простому созерцанию букв священного Имени, Йод-Хе-Вау-Хе, выстроенных в форме колесницы. В отличие от своего современника Моше де Леона, Абулафия стремился излагать каббалистическое учение открыто и ясно. Он утверждал, что вспышки света и звуки, появляющиеся в ходе медитации, есть не что иное, как психофизиологические явления, свидетельствующие об определённых этапах преображения сознания. Чтобы войти в сферу «безмыслия», достаточно просто смотреть на буквы Торы, не пытаясь постичь их смысл. Поэтому Абулафия говорил ученикам, чтобы те перестали «читать» Тору и просто позволили ей раскрыться в виде сочетания свящённых Имён, образующих её тонкую структуру. По этой же причине он предостерегал от попыток использовать медитативные техники в магических целях.

Ещё один кружок каббалистов, практиковавших церуф (перестановки букв), сложился под руководством Исаака из Акко, современника Абулафии. В книге «Оцер Хайим» («Сокровища жизни») Исаак попытался доказать, что перестановка букв есть кратчайший и вернейший путь к достижению близости с Богом. Но мистические товарищи Акко, в отличие от учеников Абулафии, вели аскетический образ жизни, и учитель предъявлял к ним весьма суровые требования. Если Абулафия предоставлял соискателям несколько возможностей отстоять своё достоинство, то Исаак ограничивался лишь тремя испытаниями (на самоотречение, преданность и пророческие способности) и отводил на них гораздо меньше времени. Исаак не уставал повторять, что цель каббалиста — достичь Небытия, не задерживаясь на «низших» ступенях. Именно поэтому он требовал от учеников предельной отрешённости. Его аскетический стиль получил название «гистапкут» («умеренность, воздержанность»). По существу, Исаак применял те же техники церуф, что и Абулафия. Однако он внёс в них некоторые дополнения, стремясь акцентировать идеи «греха» и «страдания». Например, он рекомендовал ученикам воспроизводить в медитации историю мученичества рабби Акибы и его товарищей и в память о его страданиях воздерживаться от чувственных удовольствий.

Конечно, Исаак из Акко и его ученики были исключением из правила: большинствокаббалистов-сефардов воспринимали Бога как Возлюбленного и стремились не мученичеству, а к единению с Божеством. Но их собратья из средневековой Германии вывели идеал умерщвления плоти на такой уровень, какого не достиг даже суровый Исаак. Немецкие каббалисты-ашкенази, называвшие себя  «хасидим» («благочестивые»), отдали предпочтение образу Бога как Судии и наполнили почерпнутое у ранних мистиков Меркабы понятие «страх Божий» новым, сугубо аскетическим смыслом. Демонстрируя силу своей страстной устремлённости к Божеству, зимой они катались голыми в снегу и погружались в ледяную воду, а летом обмазывали свои обнажённые тела мёдом, чтобы привлечь жалящих пчёл. Путь, которым они следовали, не имеет ничего общего с практиками одноименного позднейшего течения. Впрочем, письменных изложений своего учения средневековые немецкие «хасиды» не оставили, и судить о нём мы можем лишь по недоумённым отзывам современников.

Мистики Сафеда

Статуса, сравнимого с авторитетным положением мудрецов-таннаев, мистические товарищества вновь достигли только в Сафеде в XV – XVI вв. Между прочим, ученики знаменитейшего из вероучителей того периода, Ицхака Лурии, верили, что в их наставника воплотилась «искра» души самого рабби Акибы, а в них самих — души товарищей этого великого мистика. Поскольку община Лурии сложилась в Святой Земле, в тех же климатических и географических условиях, что и ранние товарищества, воспроизвести их образец оказалось довольно легко. Но не следует упускать из виду, что почву для этого подготовили несколько других великих каббалистов, трудившихся в Сафеде на протяжении шестнадцатого столетия. «Призванный» в Палестину своим духовным водителем, Иосиф Каро прибыл в Сафед в 1536 году и возглавил группу, в которую входил Моисей Кордоверо. К тому времени уже пользовался заслуженной известностью свойственник Кордоверо, Соломон Алькабез, основатель общины «Хаверим». Под его руководством члены этой группы медитировали на могилах своих древних предшественников, дабы установить с ними связь и превратить свои сердца и умы в сосуды Шехины. Алькабез побуждал своих учеников общаться между собой на иврите, в особенности по субботам, а также обращать внимание на нравственные недостатки друг друга.

Другой выдающийся каббалист, рабби Исайя Горовиц, возглавлял «Мишнаитское братство», члены которого учились читать наизусть Мишну (компиляцию устной Торы, составленную рабби Иегудой ха-Наси — «Иегудой-князем» — около 200 г. н.э.), входя в медиумический транс и попадая в общество духов усопших. Выбирая определённые главы Мишны и начиная чтение с тех согласных, из которых состояло имя его покойного родственника, каббалист распевал полученную мантру до тех пор, пока у него не возникало чувство, что дух усопшего освободился. Иосиф Каро (современник Горовица и автор свода еврейского права «Шулхан Арух», регламентирующего жизнь религиозных евреев и по сей день) добавил к этой процедуре медитацию на «Шем

Но для того, чтобы приготовиться к столь возвышенным формам медитации, сафедский мистик сперва должен был очиститься по правилам, изложенным в «Книге тринадцати Божественных атрибутов» (этическом трактате) Моисея Кордоверо. Главное подготовительное упражнение состояло в визуализации своего тела как Древа Жизни и сосредоточении на избранном качестве как на соответствующей ему сефире. Например, если ученик желал воспитать в себе смирение, он должен был сконцентрироваться на сефире Кетер, отождествлявшейся с головой. Это упражнение служило ему напоминанием о том, что не следует ходить с высоко поднятой головой и глядеть в глаза товарищам. Сосредоточение на мозге становилось напоминанием о необходимости устремлять помыслы к Богу. Сосредоточение на лбу напоминало ученику о том, что его лицо, обращённое к миру, должно быть открытым и радостным; сосредоточение на ушах — о безраздельном внимании к Божьему слову, многократно отражённому в звуках повседневной жизни, и так далее. Благодаря этой технике Кордоверо мог оценивать в личных беседах с учениками глубину и интенсивность их кавваны. Заслужив одобрение учителя, ученик получал наставления к более сложной технике йихуд, позволявшей объединить все архетипические миры на Древе сефирот в ходе любой медитации.

В 1570 г. из Египта приехал Ицхак Лурия, владевший тайнами «Зогара», и перед сафедскими мистиками открылся новый путь. С помощью сирийского еврея Хаима Виталя, своего усердного писца и первого ученика, Ари дополнил технику йихуд особым методом под названием «тиккун», который уже практиковался в группе «Хаверим». Прежде чем взяться за тиккун (который был призван не только исправить «падшие миры», но и положить конец рассеянию евреев), ученик должен был очиститься. Для этой цели Лурия предписывал ему индивидуальное упражнение в технике йихуд, в ходе которого следовало связать определённую сефиру с соответствующими ей цветом, звуком, ангелом-хранителем и вариантом священного Имени. Сам Лурия настолько отдалился от всего мирского, настолько тесно связал свою жизнь и учение с высшими уровнями Древа сефирот,  что наставления его нуждались в переводе, и эту работу выполнял Хаим Виталь, не так чуравшийся прозы жизни. Тайные записи, которые вёл этот первый ученик, исполнены благоговения перед учителем и пестрят рассказами о чудесах, которые тот творил. После смерти Виталя эти записи были обнародованы вопреки его желанию, и тонкости лурианской каббалы стали доступны и тем искателям духовной истины, которые не принадлежали к избранному сафедскому кругу. Вот типичные наставления к очищению, которые Ари, быть может, разработал для одного из своих «львят», готовившегося совершить йихуд:

 

1. Прежде чем войти в синагогу, подай милостыню, не раскрывая своего имени.

2. Повяжи филактерии и не снимай их до конца утреннего богослужения.

3. Вспомни всё, что ты сделал за последние сутки. Тщательно ли ты избегал причинять вред живым существам — в том числе убивать на себе насекомых? Если тебе велели не пользоваться ножом во время еды, выполнял ли ты это? Воздерживался ли ты от солёного? Держал ли ты стопы сдвинутыми, когда возносил благословения? Удерживался ли от рассеянного пощипывания бороды? Пел ли предписанное тебе песнопение, когда облачался в свои одежды?

4. Выбери наилучший день и время из тех, что назначены тебе для выполнения духовных обязанностей.

5. Повторяй слова: «Я Господь, целитель твой» (Исход 15:26) в сочетании с данными тебе перестановками букв Тетраграмматона (Йод-Хе-Вау-Хе)».

  

Вероятно, Ари давал ученикам особые рекомендации, помогавшие сосредоточить внимание и отгородиться от воздействия внешних отвлекающих сил. Следуя этим советам, ученик мог медитировать на собственное темя в полной тишине, визуализируя эманацию точки Небытия в сефиру Кетер (Венец). Идя по улице, он мог представлять свои ноги как сефирот Нецах и Ход (Великолепие и Слава). Но в чём бы ни заключалось конкретное упражнение, успех зависел только от интенсивности концентрации. Соединить Имя Бога с его источником в сефире Кетер удавалось только при должной степени сосредоточения.

Пройдя подготовку к йихуду, достаточно опытный ученик мог приступать к «исправлению» мира, связывая себя в медитации с Творцом. Ари мог напомнить ему, что цвета сефирот, которые предстают перед его мысленным взором, являются в действительности не физическими цветами, но атрибутами этих сефирот, то есть протекающими через них энергиями. Усвоив это, ученик осознавал, что формы и цвета — это лишь сотворённые его воображением сосуды для Божественной Мудрости, Понимания, Суда и так далее. После этого каббалист, работавший в лурианской системе, уже не отвлекался на зрелища и звуки, сопутствовавшие его восхождению, и мог спокойно пускаться в необходимый для целей тиккун обратный путь — самую сложную часть медитативного путешествия. Он приступал к нисхождению, унося с собой собранный при восхождении свет наивысших сефирот. И этой божественной благодатью, накопленной в теле и уме, он делился с каждым встреченным по дороге существом в каждом из миров. Таким образом даже самые ничтожные создания в нижайших мирах вселенского Древа возвышались и воссоединялись со своим Создателем.

Несмотря на то, что «львята» отождествляли себя с мистиками из кружка рабби Акибы, Лурия не верил, что они в состоянии преодолеть опасные иллюзии, с которыми сталкивались члены этого древнего мистического товарищества. Поэтому всякий ученик Ари должен был сосредотачиваться только на той сефире, по образу которой сформирована его душа. Достигнув высоких ступеней мастерства, каббалист лурианской школы мог связать свою душу с душой кого-либо из великих мудрецов прошлого и тем самым облегчить себе мистические путешествия; отсюда среди учеников Лурии возник обычай простираться ниц на могилах прославленных каббалистов и лежать без движения, дабы впитать энергию «корня души» покойного. Но большинству учеников рекомендовалось довольствоваться достижением той точки Древа, в которой содержались их нынешнее, прошлые и будущие «я». На этом этапе каббалист становился «просветлённым» (маскил).

По словам Ари, за всю историю лишь горстке «путешественников» удалось проникнуть в чертоги, ведущие к Престолу (это достижение он отождествлял с наивысшим духовным переживанием, которое мистик испытывает на стадии «Каменоломни душ»). Присоединиться к избранному обществу патриархов, пророков и мистиков Меркабы, удостоившихся этого свершения, — всё равно что ухватиться за конец согнутой ветви Древа. Кому не достанет духовной силы удержаться за эту ветвь, тому не поможет даже энергия его «личной» сефиры.

Хасиды

Если Ицхак Лурия был «львом» для своих «львят», то Исраэль Баал Шем Тов, «Владеющий Благим Именем», был для своих овец добрым пастырем. Ари воспарил на небеса и там остался, но Баал Шем Тов взялся опустить небеса на землю. Основатель современного хасидизма, Исраэль бен Елиезер из Меджибожа (1700 — 1760), называемый Баал Шем Товом, был «человеком, живущим со своими последователями и для них на основе своей связи с божественным». Он родился в 1700 году близ Окупа, на юге Польши, и рос сиротой в чужих домах. В отличие от состоятельного и образованного Ари, Исраэль провёл юные годы в бедности, работая прислужником в сельской школе и молитвенном доме. Он с большой нежностью относился к детям, и соседи считали его добрым, но недалёким малым — своего рода деревенским дурачком. Они и не подозревали, что молодой помощник учителя, подметавший пол в синагоге и провожавший детей в школу с танцами и песнями, по ночам осваивает на практике лурианскую каббалу, укрывшись в подвале синагоги.

Как великий мудрец и духовный учитель Баал Шем Том открылся миру лишь много лет спустя, когда дочь местного раввина пошла за него замуж против воли своего учёного брата, Гершона из Китова. И в один прекрасный день почтенный рабби Гершон из Китова поразил всю общину, объявив себя первым учеником нищего прислужника из синагоги. Так в истории еврейских мистических товариществ началась новая эпоха — эпоха, в которую каббалистическая мудрость впервые вышла за пределы узкого круга посвящённых и распространилась по всему миру.

Если древние мистики Меркабы стремились вслед за своими наставниками взойти через лабиринт небесных чертогов к Престолу Господа, если последователи Абулафии пытались по его примеру расшифровать тайны, заключённые в буквах Торы, то хасидам Баал Шем Това достаточно было просто слушать, как он рассказывает истории. Обучая своих приверженцев языку птиц и деревьев, животных, камней и звёзд, основатель хасидизма раскрывал перед ними все «тайны» каббалы.

В первый кружок хасидов, собравшийся вокруг Баал Шем Това, входило несколько человек, которые впоследствии сами стали великими вероучителями. Самым выдающимся из них был Дов Бэр, Маггид из Межирича, блестящий знаток Писания и странствующий проповедник. К Баал Шем Тову, прослывшему чудотворцем, Дов Бэр пришёл издалека в надежде излечиться от хронической болезни. Однако его ждало разочарование: Баал Шем Тов не исцелил Маггида, а только потратил время на пустые разговоры о том, как он однажды накормил своего возницу, когда тот был голоден. Огорчённый маггид попрощался с ним и вернулся на постоялый двор. Но часом позже в дверь постучали. Тот самый возница, о котором шла речь, передал, что Баал Шем Тов просит маггида вернуться. По-видимому, он хотел сказать ещё что-то. Маггид неохотно возвратился в дом целителя, и Баал Шем Тов попросил его истолковать один трудный отрывок из книги, излагавшей учение Лурии. Произнеся в ответ речь, которая самому ему показалась блестящей, Маггид умолк и стал ждать, что скажет ему Баал Шем Тов.

«Ты постиг только тело, но не душу», — промолвил наконец Баал Шем. И, поднявшись, начал сам толковать этот отрывок.

Внезапно маггида охватил жар, и он увидел, что вся комната залита ярким сиянием, которое померкло лишь после того, как Баал Шем Тов умолк. Убедившись, что наконец-тонашёл своего духовного наставника, маггид остался с Баал Шем Товом и прожил в его городе двадцать лет, а после смерти учителя стал его преемником.

Из непосредственного окружения Баал Шем Това вышли и другие учителя — Пинхас из Кореца и Иехиэль Михал из Злочова. Но именно Дов Бэр, Великий Маггид, как его стали позже называть, стал «голосом» Баал Шем Това и вынёс его учение в мир. Будучи самым учёным и начитанным из всех его ближайших учеников, Великий Маггид, тем не менее, лучше других умел передать простоту и спонтанность, с которыми его учитель подходил к опыту Небытия. Для этой цели он использовал антропоморфную модель тесных взаимоотношений между человечеством и Богом, в которых Бог предстаёт как учитель, а человечество — как ученик. Интересно, что ученики самого маггида трактовали его учение каждый по-своему. Наставник не требовал от них взаимного согласия и не заявлял, что одни толкования истинны, а другие — ложны. Он просто высказывал какую-томысль или, следуя примеру Баал Шем Това, рассказывал историю, а хасиды из его кружка сами интерпретировали её по своему усмотрению. Знаменитый тому пример — ответ, который дал один из его учеников, рабби Лейб, на вопрос: «Чему ты научился в доме маггида?» Рабби Лейб сказал:

«Я ходил к маггиду не для того, чтобы послушать из его уст Тору, но для того, чтобы только посмотреть, как он расшнуровывает свои башмаки и зашнуровывает их вновь».

Другой ученик, рабби Аарон из Карлина, на тот же вопрос ответил: «Ничему». Когда его попросили объяснить, что он имеет в виду, Аарон сказал: «Ничто — это именно то, чему я научился. Я научился понимать смысл небытия. Я понял, что я — это ничто и, несмотря на это, я — это я».

Сорок из трёхсот учеников маггида сами сделались учителями. Самым знаменитым из них стал его внук, Дов Бэр из Любавича. Но молодой Дов Бэр учил совсем в ином стиле, чем его дед. Если Великий Маггид просто выдвигал предположения, позволяя своим ученикам истолковывать их самостоятельно, то его любавичский наследник жёстко очертил перед хасидами так называемые десять дорог к экстазу, сузив понимание медитативного пути к Небытию.

Второй великий учитель из кружка Баал Шем Това, рабби Пинхас, акцентировал экспериментальный аспект учения своего наставника, в первую очередь — взаимосвязь между экстазом повседневной жизни и Небытием. Пинхас разработал «доктрину умирания и воскресения», требовавшей также «устойчивой жизни в согласии со всеми существами на земле и во взаимодействии с общиной своих последователей».

Третий учитель, рабби Иехиэль, был более склонен к аскезе. Его учение, исполненное безраздельной любви ко всему сущему, равно одушевлённому и неодушевлённому, довёл до совершенства сын Иехиэля, кроткий и сострадательный Зев Вольф из Збаража.

Опасаясь возникновения еретических культов, наподобие того, который породил Саббатай Цви, ученики Баал Шем Тома из первого поколения сознательно не провозглашали себя пророками и воплощениями Божества, явившимися расчистить путь Мессии. Они держались в тени до тех пор, пока не получали от своих учителей повеления продолжить традицию. Если глава общины умирал, не назначив преемника, мистические товарищи сами избирали его из своих рядов. Последующие поколения присвоили Баал Шем Тову высокий титул цадика, но сам он никогда так не называл. Великий Маггид тоже считал себя всего лишь одним из вероучителей. Но уже в девятнадцатом веке их наследники вступили между собой в борьбу по вопросам законной преемственности, принялись налагать друг на друга «запрещения» и отлучения и порой даже заявлять о недопустимости браков между членами соперничающих общин.

Возрождение мессианства по сей день остаётся главной причиной разногласий в рядах хасидов. Ожесточённые споры по вопросу о пришествии Мессии в конце времён, впервые разгоревшиеся между Ясновидцем из Люблина и рабби Иегуди из Пжиши вскоре после смерти Великого Маггида, не утихают до сих пор между представителями Любавичского движения и их оппонентами. Некоторые хасиды толкуют в поддержку своих притязаний даже современные политические события, такие как нашествие Наполеона на Россию в девятнадцатом веке или образование государства Израиль в двадцатом столетии. Но, похоже, обе соперничающие стороны уже давно забыли, из-за чего, собственно, они враждуют. Более того, они не отдают себе отчёта в том, что сами мистические товарищества изначально были порождены страстной жаждой единения, а вовсе не нуждой в противостоянии.